Сегодня в гостях «ЗС» необычный человек, который видел Колыму и Антарктиду, кашалотов, айсберги и трюмы кораблей, залитые китовым жиром. Его, как и всю команду, охватывал ужас, когда их маленький китобоец взбирался вверх по 30-метровой волне и камнем падал вниз. А дикие острова южного полушария ему снятся и по ныне.
Справка
Евгений Николаев родился в 1939 году в Ленинграде, обучался в Уфимской школе военных музыкантов по классу кларнета. После ее окончания служил воспитанником в оркестре воинской части 21329, города Стерлитамак (Башкирия). Образование – 4 курса Томского государственного университета и Херсонское мореходное училище. Ходил в загранплавания из порта Одессы на рыболовных траулерах и китобойных судах от Управления Антарктических китобойных флотилий и океанического рыболовства. Работал на судах Киевского ГУРФа на линии Днепр-Дунай. Стаж работы на флоте – 30 лет. Страший помощник капитана, штурман дальнего плавания. Участник ликвидации аварии на ЧАЭС (2-я категория). Написал книгу «Правда княгини Меттерних», в которой описывает свои приключения.
От опьяняющей Колымы в Запорожье
– Евгений Александрович, как же так? Недоучившись год на дипломированного физика, вы «рванули» на Колыму. Погнались за длинным рублем?
– Знаете, есть песня такая «…меня засосала опасная трясина…» – молодой был! На Колыму уехал за романтикой, попал в рыболовецкий колхоз имени Вастрецова. Это от Охотска километров 30 будет, а до Магадана все 300. На побережье был расположен рыбоперерабатывающий завод, а я работал на мелких траулерах. Ну и сошелся там с одной девушкой. Любовь, пожалуй, была единственным шансом оставаться на Севере человеком и не спиться. Спирт бочковой продавали на разлив по 40 граммов на каждом углу. Это была минимальная доза – хоть кружку с собой принеси, хоть в бидончик нальют. Порция спирта стоила 6,50 рубля. Кстати, килограммг красной икры кеты, горбуши, нерки, кижучи тоже стоил 6,50. Правда. Тогда я надолго на Севере не задержался: уехал с девушкой в Запорожье. Мы расписались, доченька у нас родилась. В Запорожье я купил комнатку 14 кв.м на улице Красногвардейской в еврейском дворике. Шел тогда 1966 год. Устроился я на алюминиевый завод и полтора года проработал плавильщиком. Знаете, я тогда многому научился у живших рядом евреев. Иду бывало с работы уставший, а они сидят все на лавочках. Ну, я поздоровался и пошел себе далее к подъезду. Но тут подходит ко мне один, другой: «Молодой человек, что я вам плохого сделал? – А в чем дело?. – Вы со мной не поздоровались!». Короче, приучили они меня с тех пор здороваться лично с каждым, едва не раскланиваясь. Замечательно!
На алюминиевом, конечно, безденежье было, трудности в быту и один старый еврей Иссак Вальдман, который застал еще времена НЭПа и работал на Дальнем востоке в краболовной флотилии «ЛАМУТ», намекнул мне, мол, что ты тут сидишь, езжай на флот. Я подумал и рванул в Одессу в Управление антарктических китобойных флотилий океанического рыболовства (УАКОРФ). Устроился на траулер.
С «Тюлькиного флота» на китобой
– Кем вас взяли, ведь морской профессии, практически, никакой?
– Простым матросом. А увидев мою хватку, скоро поставили старшим матросом. Работа на рыболовном судне, конечно, адская: работали по 12 часов в сутки. Потом уже на берегу нам предоставляли отгулы. Есть даже поговорка «Рыбак – это дважды моряк». К примеру, торгашам (торговый флот – авт.) полегче было, а мы только и слышым: «Майна трал! Вира трал!». И все тянем их и тянем… Потом чиним, потому что даже веревки не выдерживали такой нагрузки.
– И как называлось ваше первое судно?
– «Апшерон» – рыболовный траулер морозильный – 82 человека экипаж. Работали в центральной и юго-восточной Атлантике, вылавливая рыбу. Рейс длился 6 месяцев. Заочно я окончил в Херсоне в мореходку, которую в народе называли «Тюлька» и пошел работать на китобойное судно третим штурманом. Называлось оно «Добрый-47» – два рейса на нем отходил. Третий у меня уже был на «Бравом-26». Хороший экипаж был. После трех рейсов в Антарктику, нам положен годовой отпуск. Однако многие моряки его не брали.
– Почему?
– Берег есть берег, при наших заработках, там легко можно было спиться.
– Вы на промысл куда ходили?
– Ниже экватора, а потом уже на китобойцах огибали Африку возле острова Святой Елены и вниз по всему южному полушарию от Атлантики до Тихого океана – свыше двух десятков морей прошел. Дикие острова, что раскиданы по всему этому пути, мне и сейчас снятся: Крозе, Буве, Южная Георгия, Кергелен, Тасмания, Новая Зеландия, Мадагаскар, Сейшейлы… Кстати, в течение всего рейса в порты мы не заходили, продукты нам привозили на рефрежераторе. А когда уже опускались в район Антарктиды, большую опасность для судна представляли айсберги. Вот наш 43-й китобоец и врезался в один из таких. Хорошо хоть ход у него не сильный был.
– Пробоина?
– По пятого шпангоута (вертикальные ребра жесткости внутри обшивки корпуса судна – авт.) ему там все свернуло вместе с гарпунной пушкой, но он не утонул. Охотится уже, конечно, не мог, но до конца рейса нам к китобазе, как буксировщик, китов подтаскивал. А когда вернулись уже из рейса, его порезали «на иголки», как говорят моряки.
Один раз за три года мне удалось увидеть редчайшее зрелище, как айсберг переворачивается. Представляете, в каких-то десятках метров от тебя торчит эта ледяная гора. Лед подтаивает, центр тяжести у него смещается и вся эта глыба-громадина на ваших глазах переворачивается. И потом скачет, как поплавок, поднимая вокруг себя волны.
– В шторм сильный попадали?
– В южном полушарии попадал в ураганы на китобойном судне в шторм с высотой волны до 25-30 метров и скоростью ветра 36 метров в секунду. Эти данные нам поступали по радио с китобазы. Никуда убежать уже нельзя. И вот китобоец шел на эту волну на самом малом ходу: минут 5-7 пока взбираешся на ее гребень, всех охватывает жуть. Вахтенный матрос стоит на руле, я на мостике, капитан рядом, а нас несет волна со скоростью курьерского поезда. Китобоец вздымается, а затем летит вниз, в пропасть. И вот так целые сутки, а то и больше. Как чуть ураган стихает до 10-12 баллов, мы уже под углом к волне, удираем с этого места в более спокойный район. Вообще, китобоец очень устойчивое судно. Бывает, кренометр показывает 45-50 градусов, далее и шкалы уже нет, а судно все кренится и затем опять возвращается в нормальное состояние.
– Много судов одновременно выходило на промысел?
– Тогда 20 китобойных судов флотилии «Советская Украина» выходили из Одессы в район промысла, собирались все вместе и начиналась большая охота на китов.
Кит блювал для дамской парфюмерии
– А как вы их били?
– Возле Антарктики водятся следующие промысловые киты: финвал – убойный вес 50-80 тонн, сейвал – 20-30 тонн, блювал – самый большой – 100-120 тонн. А когда-то наша флотилия даже 140-тонного загарпунила. Далее: кашалот – 20-30 тонн, сикачи (самцы) до 50 тонн. Эти могли заныривать в глубину до 1,5-2 км и поедать там кальмаров и крупную рыбу. Наш гарпун весил примерно 80 кг, к нему был прикреплен линь (толстый капроновый конец), который через систему аммортизаторов шел к лебедке. Когда кит после выстрела уже на лине и в его теле стрела гарпуна с привинченной чугунной гранатой, срабатывал дистанционный взрыватель.
– Получается, вы их взрывали?
– Да, граната взрывалась в теле кита. Редко, но бывало, конечно, что линь вырывался. Но когда кит на лине бьется, гарпунер по скиперу на мостик передает команды, как к нему подходить пока лебедка тушу вытягивает. Потом кидают в нее заостренную трубу с резиновом шлангом, открывают вентиль со сжатым воздухом, и через минуту она уже накачана и имеет «положительную плавучесть», то есть, уже не утонет. Оставляем тушу на плаву и идем охотиться дальше. Когда забьем 3-4 кита, вечером начинаем уже собирать их и буксируем на китобазу.
– А там что из них делали?
– Добывали пищевой жир, который тут же закачивали в пустые трюмы танкеров. Такой жир пускали даже на изготовление парфюмерии и маргарина. А мясо кита – морозили. Вот японцы покупали его у нас мешками по 20 кг, хотя у них там своя флотилия и рефрежераторы были, но им все мало. Зато нам доплачивали за экспортную продукцию.
А еще в кашалотах попадается иногда амбра – это воскоподобное вещество. Оно очень ценилось – Франция за него золотом платила, так как применялось в парфюмерии для стойкости запаха духов. Но амбра нам попадалась довольно редко.
– У вас месячный план на добычу был?
– Примерно до сотни китов нужно было сдать. А когда его не выполняли, то нашему капитану по рации был нагоняй от начальства и, соответственно, тут же создавалась нервозная обстановка для всей команды. Многое, конечно, зависело от гарпунера – когда он не промахивается, план выполняется, тогда и на судне веселее.
Раздайся Днепр, моряк рулит
– А сколько вы тогда зарабатывали?
– До 1100 рублей в месяц. Советский инженер, конечно, только за год мог такую сумму собрать. Я когда в 1994 году уходил на пенсию, так как и в Чернобыле успел побывать, то мне ее в купонах насчитали десятками тысяч. Сразу и не понял – сколько это? А когда стали приносить в гривнах, оказалось, что пенсия всего 1 612 гривен. Юристы только удивлялись: «Как же так? У вас такие заработки были!». В общем, побегал немного по инстанциям и мне добавили около 300 гривен. В общем, махнул на все это рукой – лишь бы здоровье было. Нынче я среднестатический украинский пенсионер, государством не раз успешно обворованый.
– Но ведь до пенсии вы еще работали в ГУРФе (главное управление речного флота – авт.)?
– Да, в 1983 году я перевелся в Запорожскую флотилию, старпомом на сухогруз «Каменец-Подольский». Но знаете, я по реке когда судно веду, у меня поджилки трясутся, потому что корабли здесь расходятся очень близко друг от друга. Поэтому поначалу я очень боялся и меня постоянно подстраховывали на мостике, то капитан, то еще кто. В итоге, я перешел на должность второго помощника капитана. Думаю, зачем она мне нужна эта карьера? И проработал еще 11 лет. Ходили мы по Днепру с грузами до Николаева и далее на Дунай. Порт Галац, Румыния, Югославия, Чехословакия. А потом в 1994 году у нас начались сокращения штатов и я подумал: «Сколько можно плавать?», и ушел на пенсию: начал рыбачить только уже с удочкой.
– Ну, теперь вы еще и творчеством занимаетесь!
– Да, я издал книгу «Правда княгини Меттерних», в которой поместил все свои рассказы. В 1850 году был такой князь Меттерних, канцлер Австро-Венгерской империи. Как-то у его супруги княгини Меттерних язвительно спросили: «Нужен ли женщине ее возраста еще секс?». На что светская львица любезно ответила: «Спросите кого-нибудь по-старше, мне только 64». Вот я органично и влепил рассказ о ней в свою книгу с ироничными рассказами о всех моих приключениях.
Так что Евгений Александрович, несмотря на свои «под 80», все еще живо интересуется женщинами и пословица «У моряка в каждом порту невеста», придумана неспроста.
Юрий ХАРЧЕНКО
