Война пришла в Запорожскую область в августе 1941 года. Но настоящей бедой она стала здесь в начале октября, когда практически вся территория региона была оставлена советскими войсками. Понятно, что в каких-то победных агитках, слепленных сразу после войны, да и по сей день продолжаются рапорты типа “в ходе героических боев”, но на самом деле в те времена было не до геройства. В районе Запорожья и севернее уже ранее разгромленные и с нуля возрожденные дивизии 6-й и 12-й армий как-то из гитлеровского капкана выскочили, а связанные боями в ходе не очень удачного наступления на Веселое 18-я и 9-я армии уже просто физически не успели этого сделать. И таки попали в “Черниговский котел”.
Западня родом из 13 июня
Мы уже как-то исследовали окаянные дни 13–14 июня 1941 года, когда много всяких странных событий случилось в СССР. В частности, появилось сообщение ТАСС от 14 июня (“мы верим, что Германия не нападет”), которое в мемуарах военачальников признано расхолаживающим. Вдобавок к 14 июня практически весь командный состав ВВС и ПВО (во главе с начальниками – генералами Рычаговым и Штерном) оказался за решеткой.
Командующий Харьковским военным округом генерал Андрей Смирнов сразу после начала войны стал командующим сформированной 24–25 июня 18-й армии, основные силы которой располагались в районе Черновцов, Станислава (ныне – Ивано-Франковск).
А что же это за силы такие, для обороны страны? “В состав армии были включены 17-й стрелковый корпус (96-я и 60-я горнострелковые дивизии, 164-я стрелковая дивизия), 16-й механизированный корпус (39-я и 15-я танковые дивизии, 240-я моторизованная дивизия), 64-я авиационная дивизия, 45 смешанная авиационная дивизия (без 161-го истребительного авиационного полка)”.
Вы заметили – силища-то какая! Хотя по сравнению с соседями – 9-й и 12-й армиями – 18-я выглядела, скажем так, средне.
Да, заметили, что генерал Смирнов получил в распоряжение две горнострелковые дивизии? А зачем? Как, заметим, кстати, и две авиационные дивизии, что особо отмечено – без истребительного полка. Т.е. одна чисто бомбардировочная, а вторая (смешанная), как видим, тоже имела в составе только “бомберы”. Такими мирное небо не защитишь.
Если отметить, какую силищу (примерно в полтора раза больше) имела сформированная в приграничье 9-я армия, то придется подумать, что здесь нам что-то не договаривают.
Может быть, и правда, если бы Гитлер не опередил Сталина на несколько дней, то располагавшиеся на южных рубежах Украины армии решили бы исход войны в первые две недели. И не важно, как бы там пошли дела у Павлова с наступлением на Варшаву-Берлин, а у Кирпоноса – на Краков-Прагу-Бреслау. Важно было то, что Черевиченко (9-я армия) продрался бы к нефтепромыслам Плоешти. А нет, так Смирнов, преодолев Карпаты (горнострелковые дивизии разве не для этого?), вышел бы в Венгерскую долину и танками закрыл тоннели, по которым румынская нефть перевозилась в Германию.
Да, американские друзья много сделали для того, чтобы у Гитлера был синтетический бензин и автомобили на дровяной тяге, но на одних дровах войну не выиграешь.
Тут мы в очередной раз тяжко вздохнем и заявим: если бы товарищ Сталин к войне и вправду не готовился, то дела пошли бы совсем по-другому. Гитлер в этом случае, возможно (при очень удачных для себя обстоятельствах), дошел бы до Днепра, но там бы и застрелился. Потому как его ожидал быстрый разгром и потеря армии. Но товарищ Сталин к войне готовился. Он придвинул к границам огромные скопления войск, он забил авиацией все приграничные аэродромы, он подтянул на жд. станции вблизи границы 85 % всех боеприпасов СССР, а также почти всю мобилизованную автотракторную технику. А может, даже главное, – он подогнал 200 вагонов топографических карт. Но не Одессы, Львова, Минска и Даугавпилса, а Плоешти, Будапешта, Кракова, Варшавы…
Все это богатство было или брошено, или сожжено, и огромные массы войск начали спасаться вслепую. Но если бы только этим все и ограничивалось! “Верховным главнокомандующим” начальствующего состава первых месяцев войны был “генералиссимус СТРАХ”. В памяти еще были свежи воспоминания 1937–38 годов, а уже сидят Рычагов со Смушкевичем и Штерном. 16 июля арестовали командующего Западным фронтом Павлова со всем его штабом. Поэтому никакой инициативы на местах, а только “нам сказали – мы бежали”. Но в 1941 году мобилок не было. Все – от роты и до штаба армии – связывалось, в лучшем случае, телеграфной радиосвязью. Поэтому обстановку составляли, кодировали, передавали, раскодировали, снова составляли и так далее, пока она не дошла до Москвы. Там ее изучали, оценивали (не всегда гениально, скажем прямо) и озадачивали войска. Телеграфируя и перекодируя по всем звеньям управления до пяти-шести раз. Пока все доходило до батальона, там ситуация уже давно не соответствовала выданным указаниям. Снова составлялось донесение, и снова все ждали команды сверху…
Многим в подобной ситуации не повезло. Если говорить о войсках Южного и Юго-Западного фронтов (последние действовали в пределах Украины), то целая серия поражений в приграничных сражениях закончилась “Уманским котлом” начала августа 1941 года. Тогда Красная Армия потеряла только пленными 103 тысячи человек. В плен попали и два командующих – 12-й и 6-й армиями – генералы Понеделин и Музыченко.
Трагедия 18-й
18-я армия в августе выскользнула из “Уманского капкана” – в значительной степени благодаря умениям своего командующего. Не зная обстановки (без авиации армия слепа, а без связи она мертва), Смирнов, тем не менее, скорее интуитивно чувствовал ситуацию и едва ли не наугад направлял подчиненным дивизиям посыльных связистов с задачей на сутки. Это во многом и позволило армии, хоть и с большими потерями, но форсировать Прут, Днестр, дважды – Южный Буг и, наконец, 19 августа переправиться через Днепр в районе Херсона.
Потери армии были страшными, особенно много людей и техники погибало на переправах. Но дивизии пополнялись мобилизованными, “подбирали” по пути склады, поэтому пребывали во вполне боеспособном состоянии.
После выхода за Днепр 18-я армия получила определенную передышку. Зона ответственности ей была назначена от Горностаевки на Херсонщине до Янчекрака (Каменского).
Но 30 августа уже немцы форсировали Днепр в районе Каховки. Войска 9-й армии вынуждены были отступить почти до Мелитополя, а 18-я армия, “зацепившись”, правда, за Каменку-Днепровскую, тоже заняла позиции по линии Малой Белозерки и параллельно железной дороге.
Казалось бы, такая ситуация открывала гитлеровскому командованию все возможности, чтобы ворваться в Крым. Но собрать все силы в кулак и пробить Перекоп было опасно, тем более что советское командование явно продемонстрировало свои намерения захлопнуть немцев на полуострове. В частности, обе армии получили приказ перейти в наступление на Веселое. Будущий фельдмаршал Манштейн вынужден был значительную часть сил бросить против 9-й и 18-й армий, фактически остановив наступление в районе так называемых Ишунских позиций.
Тем временем бедствия советских войск одним “Уманским котлом” не ограничивались. Сказочники рассказывают о еще одном героизме – под Смоленском и Москвой. Где его в принципе некому было проявлять. Вспомним даже проверенные цензурой советские фильмы о битве под Москвой. Что видим? Паника в Генштабе и даже требование расстрелять летчика, который не увидел целый Западный фронт, но увидел немецкие танки, двигающиеся к Москве. Потом сцена, когда, чтобы заткнуть дыру в обороне, в бой брошены раздетые и невооруженные курсанты военных училищ и т.д.
К чему мы ведем? Да к тому, что уже после катастрофы Минска, Витебска, да и, по большому счету, Смоленска прошло более двух месяцев (немцы возобновили наступление только 30 сентября), а новых войск так и не появилось. И об обороне Москвы в декабре 1941 года позаботился не “генерал Мороз”, как потом рассказывали немцы, а генерал армии Апанасенко – командующий Дальневосточными фронтом. Тот, конечно, товарища Сталина, по воспоминаниям бывшего секретаря Хабаровского крайкома партии в изложении экс-министра сельского хозяйства СССР Федора Моргуна, обматерил, но сумел обеспечить прибытие своих обученных дивизий под Москву. Они подоспели вовремя и вошли в историю под названием “сибирских”, переломив ход всей кампании 1941 года.
Но в августе 1941 года дивизии только начинали грузиться в эшелоны в Приморье, и казалось бы (потом гитлеровские генералы не раз вспоминали “ошибки фюрера”) в течение двух недель Москва была бы взята. Но 20 августа Гитлер неожиданно издает директиву остановить наступление на Москву (потом советская историография назвала это двухмесячной Смоленской битвой), а второй танковой группе Гудериана двинуться на юг в общем направлении на Конотоп. Германии была нужна украинская пшеница, донецкий уголь и лишение СССР Харьковского танкового завода…
Тем временем 1-я танковая группа Клейста к 8 сентября форсировала Днепр в районе Кременчуга (плацдарм в районе Днепропетровска немцы создали еще 25 августа). 15 сентября обе танковые группы сомкнули кольцо окружения сразу пяти советских армий в районе Лубны-Лохвица (Полтавская область). Наверное, больше других запуганный Сталиным командующий Юго-Западным фронтом генерал Кирпонос даже в этой ситуации потребовал письменного подтверждения приказа на оставление Киева. На подтверждение ушли сутки… Только 20 сентября сводная штабная колона фронта и 5-й армии примерно в 1000 человек нарвалась на немецкие войска в районе хутора Дрюковщина под Лохвицей. Погиб и Кирпонос, и почти весь его штаб. А всего здесь в плен попали 700 тысяч бойцов.
После этого Гудериан получил приказ вернуться под Смоленск, а Клейст – двигаться на Бердянск-Мариуполь.
Штаб 18-й армии находился в это время в Михайловке, дивизии – еще западнее. 27 сентября зазвенели первые колокольчики: на станции Пришиб в вагоны загрузили целую противотанковую бригаду, чтобы отправить ее под Павлоград, но, наверное, было поздно. Поздно получили приказ на отступление и 9-я, и 18-я армии.
Двигались они кратчайшим путем на Токмак (9-я, кроме того, частично и на Бердянск), а затем на Черниговку. Именно здесь немцы захлопнули капкан, но Смирнов и в этот раз почти вырвался. Он пробился к целому конгломерату сел в верховьях Берды – Поповке, Водяному, Алексеевке и Вершине Второй. Здесь немцы успели создать уже вторую линию обороны. Тем более, что все им благоприятствовало. Голая степь (для самолетов-разведчиков даже дым зажженных скирд не мешал установить расположение войск). Но по той степи не особо развернешься – глубокие овраги долины реки и впадающих в нее ручьев лишали войска маневра.
Страшные бои развернулись возле Вершины Второй. Старожилы вспоминают, что все жители попрятались по погребам – снаряды летали тучами. В бою здесь погибли сразу три бригадных комиссара (генералы) и один полковой (полковник).
Поняв, что выйти с техникой на водораздел Берды и Конки не получится, а все мосты и мостики немцы заняли, Смирнов принял решение пробиваться мелкими группами просто на Восток. И был прав. Бросив технику и тяжелое вооружение, бойцы девяти дивизий все же просочились сквозь немецкие кордоны. Пробился и начальник штаба армии генерал Колпакчи. А вот Смирнов и начальник артиллерии его армии генерал Титов нарвались на засады.
По воспоминаниям личного водителя генерала – Курило, Смирнов, видя неминуемость плена, застрелился. До этого Сталин прислал за ним самолет, но поручик еще царской армии знал, что такое честь, и своих войск не бросил.
По итогам боев 65 тысяч бойцов двух армий попали в плен, было потеряно 212 танков и 672 орудия.
Сегодня село Поповка называется Смирново, а Водяное – Титово. Это – сельсоветы Куйбышевского района. Титову и комиссарам в Смирново установлены бронзовые бюсты, а Смирнову – гранитный памятник на его (после перезахоронения) могиле. На месте же гибели (возле дороги на Андреевку) – памятный знак. Рассказывают, что немцы по приказу командира дивизии генерала Хубе именно здесь похоронили генерала с почестями и установили каменный крест. После этого было два перезахоронения – в 1950-х и в 1970-х годах. Старожилы, опять же, вспоминают о нетленных останках генерала Андрея Кирилловича Смирнова. Настоящего воина, лишь в силу сложившихся обстоятельств и грубейших ошибок других проигравшего свою битву.
